Именем закона. Сборник № 3 - Борис Мегрели
- Дата:20.06.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Детектив
- Название: Именем закона. Сборник № 3
- Автор: Борис Мегрели
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рахманин уже ждал меня.
— Догадываюсь, зачем вы меня вызвали, — сказал он. — Таня Грач?
Я подумал, что сейчас он начнет все приписывать женским домыслам и отрицать саму возможность существования колье. К счастью, я ошибся.
— Очевидно, колье было, — сказал Рахманин. — После разговора с Таней я долго размышлял.
— И пришли к выводу, что колье было?
— Могло быть.
— Каким же путем вы пришли к такому выводу?
— Отчасти благодаря вам. Вы спрашивали меня о Скарской. Я вам ответил, что ничего о ней не знаю. После разговора с Таней Грач это имя почему-то всплыло в памяти. Я позвонил одному своему приятелю. Он театровед. Потом я позвонил Андронову. Он тоже кое-что рассказал мне. Ну а дальше нетрудно было выстраивать версию. Так, кажется, у вас принято говорить? Теперь мне понятны слова Нади: «У нас есть что продать».
— Вы не видели колье?
— Нет же, конечно, нет. Неужели до вас это не дошло?
Выслушав меня, Миронова сказала:
— Не блеф ли это колье? Действительно, откуда у Комиссаровой такая драгоценность?
— Скорее всего, от Скарской.
— В таком случае, Скарская должна была быть добрейшей старухой.
— Этого нельзя проверить. Нельзя проверить и то, какие драгоценности у нее оставались под конец жизни.
— Относительно драгоценностей не согласна. Архивные документы, завещание…
— Будете копаться в архивах?
— Надеюсь, вы поможете бедной женщине. Не пугайтесь. Пока не уверена в необходимости такого шага. То, что мы знаем о Скарской и об отношениях между ней и Комиссаровой, исключает саму возможность подарка. Вспомните, Скарская холодно приняла Комиссарову, не узнала ее.
— Но потом они еще раз встретились! Комиссарова навезла Скарской кучу гостинцев. Скарской шел девяносто второй год. Представляете радость старушки? Может быть, растроганная, она не знала, чем одарить Комиссарову, и в порыве благодарности подарила ей колье. В девяносто два года отношение к драгоценностям наверняка меняется и ими дорожат меньше, чем в молодости.
— У вас богатое воображение, Сергей Михайлович. Допустим, все было так. В пятьдесят девятом году Комиссаровой исполнилось семнадцать лет. Полагаете, что семнадцатилетняя девочка могла умолчать о подобном подарке?
— Что семнадцатилетняя девочка из бедной семьи понимала в бриллиантах?! Это потом она осознала их блеск.
— Не могла она умолчать о подарке, да еще от Скарской. Потом — не в семнадцать ли лет она стала известной актрисой и не в семнадцать ли лет решила избавить мать от сына-разбойника? Не каждый взрослый человек до такого додумается. Сколько лет она молчала о колье? Двадцать три года. В ее характере это? Нет, дорогой Сергей Михайлович.
— Вынужден сослаться на вашего шефа — факты и только факты, все остальное от лукавого. Вот факт, — я постучал пальцем по рисунку Татьяны Грач. — Считаю, что нам следует вернуться к заключению комплексной экспертизы. Под ногтями Комиссаровой были обнаружены следы крови. Не так ли?
— Вам не дает покоя царапина на щеке Герда?
— Не дает, особенно сегодня, когда мы знаем, что с часу до двух ночи его не было дома. Я не говорю об остальном — лжесвидетельстве, отказе от дачи показаний и ненависти к Комиссаровой.
— Как установить, что есть связь между следами крови под ногтями Комиссаровой и царапиной на щеке Герда?
— Господи, Ксения Владимировна! Для этого существует экспертиза.
— Нет, Сергей Михайлович. Это исключено. До тех пор, пока у нас не будут доказательства его причастности к смерти Комиссаровой.
Совещание у Самарина не состоялось. Его увезли с приступом домой. От «скорой помощи» он отказался. Совещание провел заместитель начальника МУРа Гринберг.
Когда мы с Хмелевым вернулись в кабинет, Александр сказал:
— На досуге я тут вычертил схему. Взгляни. — Он показал мне свое творение — окружность с отходящими от нее лучами. Если бы не фамилии и цифры, схему можно было принять за детский рисунок. Так малыши изображают солнце. — Окружность, как ты догадался, дом Комиссаровой, лучи — расстояние в километрах от домов Голованова, Герда, Грач и Голубовской. Ты заметил, что все они на «г»?
— Заметил. А куда делся Орлов?
Хмелев провел от окружности новую линию.
— Получается, что все живут в пределах двенадцати километров от дома Комиссаровой. До двадцати минут езды на машине.
— Голованов тоже вернулся домой в два часа ночи?
— Я этого не говорил.
— Что с Голубовской?
— Возвращается послезавтра.
Глава 12Хмелев ошибся. Валентина Голубовская возвратилась в Москву в тот день, когда мы с ним беседовали о ней и он наводил справки, а не двенадцатого сентября вместе со всеми. Узнав об этом у руководителя группы, Хмелев помчался из аэропорта к дому Голубовской, но не застал ее. Старика соседа тоже не оказалось в квартире. Хмелев кружил по дворам до тех пор, пока не нашел старика на скамейке. Он играл с приятелем в шашки. «Отец, вы не видели Валентину?» — спросил Хмелев. «Вальку-то? Намедни видел», — ответил старик. «Что значит — намедни?» — спросил Хмелев.
— На днях, — сказал я. — Рязанское наречие.
— Ах да, ты же у нас ведь еще и филолог, — сказал Хмелев. — Но я спросил об этом старика.
«Позавчерась, как воротилась из своей Венгрии», — ответил старик. «Куда же она делась?» — спросил Хмелев. «Позавчерась и уехала». «Вы передали ей повестку?» — «Как же не передал? Передал».
Хмелев поехал к Татьяне Грач. От нее он узнал, что Валентина Голубовская улетела в Сочи.
— Ничего, да? Лучшая подруга, елки-палки! — сказал Хмелев.
— Живые пусть остаются с живыми…
— Что, если она договорилась с любовником ограбить Комиссарову? Уж она-то знала о колье! Шепнула любовнику, выбрала ночь перед отлетом. Может, и колье уже нет в Союзе.
— У нее есть любовник?
— У кого же она провела ночь?! У тети Паши?
— Фантазируешь? Я-то думал…
— А Орлова она не могла знать?
— Саша, мне кажется, что Самарин прав. Похоже, Орлов не причастен к смерти Комиссаровой.
— Почему? Если он готов был зарезать меня забесплатно, то уж за колье он зарезал бы десять Комиссаровых. Говорил, что надо снять Голубовскую с рейса. По крайней мере, вопросов возникало бы сейчас меньше.
Вопросов было действительно много. И Самарин, который на следующий день после приступа вышел на работу, и Миронова считали, что пора предположений миновала — надо действовать.
В тот же вечер я вылетел в Сочи.
В аэропорту в Адлере меня встретил инспектор Вадим Яхонтов, чем-то напоминающий Хмелева. С добрейшей улыбкой на лице он сказал, распахивая дверь «Жигулей»:
— Транспортом обеспечены. Начальство предоставило машину в честь вашего приезда.
Забросив портфель в гостиницу, мы поехали в санаторий «Актер», где отдыхала Голубовская.
Переговорив с вахтером, пышноусым полным армянином, Яхонтов сказал мне:
— Восьмой этаж. Живет с подругой.
В номере никого не было.
— Поднимемся на шестнадцатый этаж в бар. Может, она там.
В баре среди посетителей я не обнаружил Голубовскую. Заказав кофе, мы взяли чашки и вышли на открытую веранду. Казалось, до неба рукой подать. Оно нависало над нами, сверкая и подмигивая тысячами глаз. У меня не выходило из головы колье Комиссаровой, и я вспомнил не раз читанное об южном небе: «На синем бархате были рассыпаны бриллианты». Правда, бриллианты никто в наше время не рассыпает, особенно в таком количестве, но это не имело значения…
Голубовская сидела в обществе известных актеров. В белом платье с распущенными светлыми волосами, которые она то и дело отбрасывала назад. Голубовская что-то горячо говорила. Она повысила голос, и я услышал:
— Поймите, наконец, Офелия не сумасшедшая! Она прикидывается сумасшедшей из страха. Она боится! Она боится потому, что знает тайну… Тайну смерти.
Ее соседи молчали.
— Ничего вы не понимаете! — она вскочила и порывисто ушла с веранды.
В двухместном номере был женский бедлам. Пока Голубовская лихорадочно собирала разбросанные на кроватях и креслах бюстгальтеры, трусики, купальники, я решил времени зря не терять.
— Когда в последний раз вы видели Надежду Комиссарову?
Голубовская застыла с вещами в руках. В оцепенении она смотрела на меня, мигая глазищами, и вдруг стала заикаться. У меня с языка чуть не сорвалось, как у них принято говорить в театре: «Вторично». Заикание использовал папаша Горио, когда хотел подумать.
— Это я… я убила Надю, — произнесла Голубовская.
Я ушам своим не верил. Как же так? Подруга убивает подругу. Или я безнадежно отстал в своем понимании дружбы, или в моем представлении мир по-прежнему, как десять лет назад, когда я был глуп и наивен, разделен на полюсы, на черное и белое, и я по-прежнему страдаю своеобразным дальтонизмом.
- Дети Лезвия - Жанна Пояркова - Фэнтези
- О фотографии - Сьюзен Сонтаг - Визуальные искусства
- Тьерри Янсен - Испытание болезнью: как пережить рак груди - Тьерри Янсен - Публицистика
- Цифровой Зеркало. Выпуск №23 - Шарлотта Буше - Остросюжетные любовные романы
- Красное на голубом - Анна Данилова - Детектив